Аты, баты,
Сколько стоит?
Аты, баты,
Три рубля.
Аты-баты, как ножницами, стригут пространство, то удаляясь от нас, то опять приближаясь, и мне никак не удается постичь истинный смысл этих занятий. Десять шагов туда — десять шагов обратно. Двадцать шагов туда — двадцать шагов обратно. Как бы далеко они ни ушли, они всякий раз возвращаются на старое место.
Смог бы я так идти? Наверно, не смог бы. Аты-баты могут, потому что жизнь им предельно ясна и на все у них готовы ответы.
Куда идти? На базар.
Что купить? Самовар.
Сколько дать за него? Три рубля и ни копейки больше.
Они идут друг за другом, напоминая очередь у Золушкиного ларька, только трудно понять, где у них начало, а где конец, потому что движутся они то в одну, то в другую сторону. Десять шагов туда — десять шагов обратно. Двадцать шагов туда — двадцать шагов обратно.
Мы сидим в кустах и смотрим на эти занятия. Вот, наконец, появляется самовар, о котором у них столько разговору, вот он ставится на землю, и аты-баты усаживаются вокруг него.
Они пьют чай.
Они наливают его в большие чашки, заваривают почти дочерна и пьют, прикусывая из общей головки сахара.
Я выхожу из прикрытия, на всякий случай оставляя там своего бычка.
— Здравствуйте, ребята.
— А, здорово! Садись, выпей чайку. Эй, где там у нас лишняя чашка?
Мы знакомимся.
Аты-баты по очереди представляются мне:
— Катигорошек.
— Укатигорошек.
— Подкатигорошек.
— Закатигорошек.
Вообще-то они все Горошки, а отличают их только профессии. Один был кучером, катал царя и министров («Кати, Горошек!»), второй укатывал дороги, чтоб меньше трясло («Укати, Горошек!»), третий подкатывал бочки с вином («Подкати, Горошек!»), четвертый просто работал, закатав рукава («Закати, Горошек!»). Но теперь они на военной службе, так что у всех у них дело одно.
— Какое дело?
Они переглянулись между собой, приосанились и даже перестали пить чай.
— Слыхал про Несмеяну? Ну вот. Значит, мы ее охраняем.
Несмеяна — это царевна. Не настоящая царевна, а бедная девушка, которую для смеха взяли во дворец. У них тут царствует царь Горох, а министры у него все — шуты гороховые. Вот они и взяли во дворец бедную девушку. Для смеха.
— Ну и что?
— Вот тебе и что. Взяли ее, а она, вместо того, чтоб радоваться, плачет целые дни. Только всем портит настроение. Ну, и заперли ее. Чтоб повеселела.
Бедная девушка… Отец ее, Перекатигорошек, поехал за море счастье искать, и теперь она сирота — где ж тут радоваться?
— Но — надо, — сказал Катигорошек.
— Надо так надо, — сказал Укатигорошек.
— Приказ есть приказ, — сказал Подкатигорошек.
Закатигорошек ничего не сказал.
Мы пьем чай. Мы наливаем его в большие чашки, завариваем почти дочерна и пьем, прикусывая из общей головки.
— Ну, ребята, кончай отдыхать!
Аты, баты,
Шли солдаты,
Аты, баты,
На базар.
Десять шагов туда — десять шагов обратно. Двадцать шагов туда — двадцать шагов обратно. Аты-баты, как ножницами, стригут пространство, кажется, скоро от него ничего не останется.
Десять шагов туда — десять шагов обратно… Повторение — это все равно что конец. Что такое конец? Один волк, плюс семеро козлят, равняется… Снегурочка тает… Спящую красавицу уносят разбойники, а она себе спит, и во сне у нее все повторяется, повторяется… Так, как в сказке про белого бычка… Рассказать вам сказку про белого бычка? Вы говорите — рассказать, я говорю — рассказать… И тут все стали жить, поживать да добра наживать… Вот и конец сказки…
Конец? Неужели конец? Аты-баты молчат, и не слышно шагов туда и обратно…
Ага, догадываюсь я, уже ночь. Вон и луна наверху, аты-баты спят, а на посту стоит только один, Катигорошек.
Катигорошек стоит, как и положено стоять на посту: твердые плечи, твердая грудь и твердый взгляд, устремленный в пространство. Но вот он поднял этот взгляд вверх — туда, к окну башни, и еле слышно позвал:
— Несмеяна!
В окне появилась девушка.
— Несмеяна, — зашептал Катигорошек, — послушай новый анекдот. У одного царя был сын, а у сына жена, а у жены свекор. И этот свекор был тоже царем…
Катигорошек рассказывал анекдот, подчеркивая смешные места, а кое-что даже изображая.
— Правда, смешно? — осведомился он. — А вот еще анекдот… Обсмеешься!
Царевна не смеялась.
— Да ты вникни, ты только себе представь, — Катигорошек перевел дух и опять зашептал, то и дело оглядываясь на спящих товарищей — Помню, я нашего катал, вот было смеху!
Тут он прервал рассказ, потому что время его истекло и на смену ему спешил Подкатигорошек.
Этот стражник грозно замер на своем посту и стоял неподвижно, пока его товарищ укладывался на отдых. Но едва лишь все стихло, он поднял голову и позвал:
— Несмеяна!
И опять царевна в окне.
— Не смеешься? — спросил Подкатигорошек. — Это ты зря. Раз надо смеяться, ничего не поделаешь. Все мы в мире горошки, что прикажут — то делаем. — Он вдруг скорчил рожу и высунул язык: — А у тебя вся спина сзади!
Царевна не улыбнулась.
— Ты слышишь? Ты, наверно, не слышишь? Я говорю: у тебя спина сзади. Понимаешь? Сзади спина!
Нет, не улыбнулась царевна.
Тогда он отошел на приличное расстояние и — пошел к ней мелким шажком, неся издали свою подстрекательскую улыбку, но на полдороге шлепнулся на землю, поднялся и сказал с улыбкой, которая ничуть не пострадала при падении: