Учёные сказки - Страница 14


К оглавлению

14

— Нет, — говорит красавица, — тебе не нужно меня будить. Ни к чему это.

— Но раз он не придет, раз он все равно не придет…

Раз он так дорожит своей сказкой…

Одно дело ждать, когда можно дождаться, но когда нечего ждать — какой же смысл?

— Не знаю. Я, конечно, не королевич, но я бы не за ставил себя ждать. У меня тоже, между прочим, есть сказка, довольно приличная, с деревом и лужайкой. И с белым бычком. Рассказать тебе сказку про белого бычка?

— Но если ты не Елисей, какое это имеет значение?

Все-таки это имеет значение. Если мы проснемся вдвоем, то мы можем пойти куда угодно. Мы найдем себе сказку, которая не имеет конца, и будем жить-поживать — нет, конечно, не жить-поживать, а просто жить, как в сказке. Мы возьмем к себе осла, и Храброго портного, и конька-горбунка (он все же молодец, хотя в трудный момент сбежал на конюшню). И всем будет у нас хорошо, каждый будет делать, что хочет. Хочешь — дом сторожи, хочешь — воду вози, хочешь — сиди, кукарекай. И мы будем стараться поменьше спать, потому что, если много спать, можно проспать все на свете.

— Но если ты не Елисей, кому это нужно?

Красавица вздохнула и закрыла глаза, как будто сно ва попала из сна в действительность.

— Уходи, — сказала она.

Я соглашаюсь довольно легко, потому что мысль о бычке не дает мне покоя.

— Ну что ж, я уйду. Раз тебе так лучше…

Со всех стен, окон и потолков на меня смотрят печальные глаза Спящей красавицы.

— А ты меня не обманываешь? — спрашивает она. — Может быть, ты все-таки Елисей?

Мне жалко ее. Может быть, я Елисей, хотя сам я в этом далеко не уверен. Сказать ей — и она улыбнется, и снова в замке станет светлей. А мой бычок забрел неизвестно куда, и вполне возможно, что к братьям-разбойникам.

— Нет, я не Елисей, — говорю я и просыпаюсь.

Я просыпаюсь там, где уснул: в деревянном тереме, у самой дороги. Здесь я нашел красавицу и здесь же оставлю ее.

Мой бычок рядом, но он не спит. Он пятится от окна куда-то за печку.

Я смотрю на окно и пячусь вместе с бычком, прикрывая его, чтоб его не было видно. Затем становлюсь так, чтоб не было видно меня.

А на окне происходит что-то совсем непонятное. Четыре рыжие мочалки вползают на подоконник и ползут, подражая четырем гусеницам. Над каждой из них возникает по глазу, которые как-то странно перемигиваются между собой. Носы, похожие на короткие дула, и дула, похожие на длинные носы, — все это направляется в комнату.

На подоконнике сидят два человека. Они сидят на корточках, широко разведя толстые ноги, и в таком положении озирают комнату. У каждого из них по четыре ружья, и я понимаю, что это те самые братья-разбойники, о которых говорил мне конек-горбунок.

Я не изолировал братьев-разбойников. Я не разбудил Спящую красавицу, и теперь ее разбудят они. А когда человека будят разбойники, то лучше уж ему вовсе не просыпаться.

Они спрыгивают с подоконника и долго не могут отдышаться. Они кряхтят и сопят, сдерживая себя, как только возможно, потому что в их деле главное — тишина.

— Брат, заходи с левой стороны, — шепчет один, а второй отзывается так же шепотом:

— Заходи с правой, брат!

Нас они не видят, но нам-то их видно хорошо. Мы видим, как они поднимают Спящую красавицу и, кряхтя, тащат ее к окну. А она спит, ни о чем не догадывается… Ей, как видно, хорошо в ее сне, и она не знает, как ей плохо в действительности…

8. Снегурочка

Рассказать вам сказку про белого бычка? Мы с ним уходим все дальше и дальше. Пролетели мимо гуси-лебеди, пробежала коза-дереза, остались позади и поющее дерево, и Лихо Одноглазое, и бой на Калиновом мосту (в котором мы не принимали участия)…

Мой бычок заметно подрос, но он все же мал для такой далекой дороги. И чтоб его подбодрить, я рассказываю ему сказку о белом бычке, который ушел из дома, потому что там его не хотели понять. «Белая ворона? Может быть, белые ворота? Может быть, новые ворота? Может быть, новое корыто?» Лошадь качает головой, баран морщит лоб, свинья задирает свой пятак, будто это не пятак, а бог весть какое сокровище. И все вместе они не могут понять того, что, кажется, так понятно:

— Неужели на белом свете для белого бычка не най дется белой вороны?

Всего несколько слов — и вот бычок уже твердо стоит на ногах, и вот он даже бежит вприпрыжку. Он как-нибудь не лошадь, не баран, не свинья, которые верят только тому, что у них под носом! И пусть он видел одних черных ворон, все равно он верит, он знает, что где-то есть она, есть, есть на свете белая ворона!

Так мы с ним идем: то еле плетемся, спотыкаемся, то пускаемся вскачь, наверстывая упущенное. И вдруг — сначала трудно поверить — впереди возникает что-то белое…

Мы с бычком поменялись ролями: теперь он тащит меня на веревке. Он бежит впереди, потому что у него вдвое больше ног и вчетверо меньше соображения. Я-то сразу сообразил, что это совсем не ворона, а просто белая сказка. Еще одна сказка на нашем пути.

Бычок останавливается: он замечает свою ошибку. Вместо вороны он видит снежные сугробы, ледяные поля и — это мы видим с ним вместе — белую принцессу Снегурочку.

— Му-у! — говорит мой бычок.

Снегурочка вскрикивает, итолос ее смешивается со звоном разбитой сосульки. Эту сосульку она только что держала в руках — и вот на земле кусочки льда, а над ними стоит растерянная Снегурочка.

Мне хочется что-нибудь ей сказать, как-то ее утешить. И я говорю:

— Скажите, пожалуйста, где вы достали такую сосульку?

Я смотрю на Снегурочку и вдруг замечаю, что она тает. Капли катятся у нее из глаз — все крупнее, крупней. Я боюсь, что сейчас она вовсе растает, и спешу объяснить свою мысль:

14